Андрей Матвеев - Indileto[роман в 22 уровнях]

— Молодец, — крикнула ему вдогонку бабушка.

Лапидус не выдержал и обернулся. Дом уже горел, пламя с треском поднималось по стенам к крыше.

«Надо было взять журнал с собой, — подумал Лапидус, — интересно, чем там все закончилось?»

Но потом он вспомнил, что последняя страница тоже была оторвана.

Раздался сильный грохот — это обвалилась крыша.

Лапидус убыстрил шаги.

Потом еще убыстрил.

Потом побежал.

Как–то необычайно легко, дыша ровно и спокойно.

Пламя с треском пожирало остатки дома.

Цветы, если верить бабушке, назывались «метиолла».

А бабочек здесь раньше действительно было много.

То ли пятнадцать, то ли восемнадцать лет назад.

А теперь Лапидуса хотят убить.

Город ненавидит Лапидуса, только вот почему?

— Господи, — опять спросил Лапидус, — что и кому я сделал?

— Беги, — ответил Господь Лапидусу, — беги быстрее, ты думаешь, что они от тебя отстали?

— Не думаю, — ответил Лапидус и побежал быстрее.

Он свернул с тропинки и оказался на проселочной дороге.

— Седьмой час вечера, — напомнила ему кукушка, — все еще второе июня…

Проселочная дорога пересеклась с асфальтовым шоссе, перед Лапидусом замаячили многоэтажки окраин.

Они были залиты июньским солнцем, до сумерек оставалось еще несколько часов.

Лапидус повернул на шоссе и побежал в сторону многоэтажек.

Мимо проносились машины, легковые и грузовые, большие и маленькие, цветные и черно–белые.

Одна из машин вдруг начала как–то угрожающе тормозить, подъезжая к Лапидусу.

У Лапидуса заныло сердце, он понял, что все возвращается и что ему не надо было уходить из заброшенного дома, а надо было оставаться там, с фонарем в руках.

Но дом уже, наверное, сгорел, так что остается одно — резко свернуть с шоссе под откос, в сторону новостроек, многоэтажек, серого бетона и бесчисленных проходных дворов.

Не дожидаясь, когда по тебе в очередной раз начнут стрелять.

В горле опять отрыгнулось странновато–горькой ухой.

Машина, согнавшая Лапидуса с шоссе, набрала скорость и понеслась в центр, прочь от окраин Бурга.

Лапидус стоял перед очередным одиноким бетонным забором и больше всего на свете ненавидел Лапидуса.

Лапидус ненавидел Лапидуса за то, что ему надо было сейчас перелезать через этот очередной бетонный забор.

Лапидус ненавидел Лапидуса за то, что перед этим бетонным забором Лапидус перелез еще через два бетонных забора.

Лапидус ненавидел Лапидуса за то, что он вообще вышел сегодня из дома, так как уже давно стало ясно: выходить из дома сегодня не имело никакого смысла, потому что в любом случае он бы сел не в тот троллейбус.

Лапидус посмотрел на забор. Солнце палило, хотя было уже начало восьмого.

Лапидус плюнул под ноги, посмотрел на забор еще раз и полез. Ладони давно были ободраны в кровь, тело ныло и болело с самого леса, с той самой минуты, когда им с Манго — Манго пришлось убегать от пуль.

Лапидус перелез через забор и осмотрелся: это была очередная стройплощадка, земля, глина, песок, бетонные блоки, под забором были земля и глина. Лапидус прыгнул, неудачно приземлился, упал и вскрикнул — сильно ушиб правую ногу.

Он попытался встать, но опять упал.

Лапидус лежал на спине и смотрел в безоблачное вечернее июньское небо.

Этот день нельзя было назвать просто комком или клубком неприятностей — это был апофеоз, апогей, какой–то немыслимый фейерверк неприятностей, вот только было абсолютно непонятно, отчего и почему все они свалились именно на Лапидуса.

То есть когда–то и где–то он что–то сделал не так, но что?

Лапидус этого не понимал, а потому и за это ненавидел Лапидуса.

Он вновь попытался встать, нога болела меньше, Лапидус встал и похромал к виднеющемуся на противоположной стороне стройплощадки недостроенному многоэтажному зданию. Он шел как животное — по наитию, не понимая, почему оказался в этих новостройках, что его гонит и гонит вперед, но он шел, бежал, полз, прыгал, снова шел, карабкался, снова прыгал, снова бежал, пусть даже хромая.

Он не понимал, куда он бежал и не понимал, отчего он это делал.

Хотя было ясно одно — если бы он остановился, то его бы давно уже не было в живых.

Может быть, все дело в начальнице, подумал Лапидус, может, это она еще тогда, в декабре, сглазила его, когда он внезапно вошел в ее кабинет и застал ее на большом и черном столе с широко раздвинутыми ногами. И может, он должен был искупить свою вину, подумал Лапидус, преодолевая очередную то ли канаву, то ли траншею, то ли траншею, то ли канаву. Да, да, искупить свою вину, войти к ней в кабинет и встать на колени. Встать на колени и уткнуться лицом ей в колени. А потом запустить руки под юбку. Нащупать руками колготки и стянуть их, а потом стянуть и трусики — черные и такие же ажурные, как лифчик, в котором она покоила свои груди. Стянуть черные, ажурные трусики и развести ноги. Развести ноги и уткнуться своим лицом в ее межножье.

Лапидус выбрался из очередной то ли траншеи, то ли канавы. До недостроенной многоэтажки оставалось совсем немного, метров пятнадцать. Лапидус захромал дальше, думая о том, насколько густым могло быть межножье начальницы, то есть брила ли она лобок или только подбривала, или же он вообще был густым и кустистым. Если бы тогда Лапидус уткнулся своим лицом в такое густое и кустистое межножье, то ему пришлось бы какое–то время помогать себя руками, чтобы найти ту щель, к которой бы он припал языком. Он бы припал к щели начальницы языком и тогда ничего бы не случилось, подумал Лапидус, что, с него сильно бы убыло, если бы он вылизал начальницу?

Лапидус внезапно почувствовал во рту кисловато–соленый привкус. Начальница устроилась в кресле поудобнее и сама пошире развела ноги. Лобок у нее был аккуратно подстрижен. Лапидус еще плотнее прижался лицом к ее межножью.

— Ты не там ищешь, — услышал он за спиной голос Манго — Манго, — это не причина!

Лапидус отпрянул от начальницы и, все так же прихрамывая, добрался до новостройки.

«Интересно, — подумал он, — а в чем тогда причина? Если бы я тогда сделал это, то я не лишился бы работы. Если бы я не лишился работы, то я бы не начал ее искать. Если бы я не начал ее искать, то сегодня утром я не вышел бы из дома. Если бы я не вышел из дома…»

— То ты все равно бы сел не в тот троллейбус, дурак! — опять раздался голос Манго — Манго за его спиной. Лапидус обернулся, позади была та самая стройплощадка с песком, землей и глиной, с тут и там разбросанными бетонными блоками, с кое–где прорытыми то ли траншеями, то ли канавами, вот только никакого Манго — Манго позади Лапидуса не было.

— Хорошо, — сказал Лапидус, — я ищу не там и не то, но тогда что и где мне искать?

Манго — Манго ничего не ответил, лишь только насвистел в ответ мотивчик песенки про «Индилето», а потом и вовсе исчез, оставив Лапидуса опять одного.

Лапидус повернулся и внезапно его затрясло.

Прямо перед ним, на каком–то мерзком шнуре, висел труп ободранного кота.

Лапидус закричал, эхо подхватило его крик, усилило, бросило в стены и вернуло.

Лапидус все продолжал кричать, а потом опять побежал, не понимая, куда, не понимая, зачем, но чувствуя только одно — с него хватит!

Он пробежал через цокольный этаж, опять оказался на стройплощадке и понял, что дальше бежать ему не дадут.

Куча малолетних бомжей, малолетних придурков, каких–то ободранных, как труп кота, и измызганных существ с улюлюканьем встретила Лапидуса.

В него полетел град камней, Лапидус закрыл лицо руками и начал пятиться.

Он отступал, камни по–прежнему летели в него, существа все так же улюлюкали и наступали.

Лапидус оступился и в очередной раз упал.

— Вот и все, — сказал Манго — Манго, — это, наверное, конец!

— Дяденька, — сказал самый чумазый малыш, подбегая к лежащему на спине и все еще закрывающему лицо руками Лапидусу, — дай на хлебушек!

— На хлебушек дай, дяденька! — потребовали остальные следом, обступая Лапидуса тесным кольцом.

Лапидус заметил, что один из них вертел в воздухе, как пращей, трупом того самого ободранного кота на мерзкого вида шнуре. А может быть, что и другого. «Наверное, они их едят», — подумал Лапидус.

— Он не хочет давать нам денег на хлебушек, — тоненьким девичьим голоском пропищало измазанное грязью с головы до ног существо девичьего пола и внезапно подошло прямо к Лапидусу. Лапидус отвел руки от лица и посмотрел на существо. Существо смотрело на Лапидуса. Своим животным чутьем Лапидус подумал, что сейчас случится что–то мерзкое и безобразное, но этого ему не избежать. Существо ухмыльнулось, а потом вдруг встало над головой Лапидуса и развело ноги.